Здесь проходили тактические занятия. Здесь на ночной тактике Гурьев «снял» своего первого часового. И сейчас нашлись отчаянные головы кубарем скатывались, прыгали и в сырое холодное жерло тоннеля, оглашая его позеленевшие от сырости стены дикарскими воплями, которые подхватывало долгое гулкое эхо: «Эге… ге… ге… ей…е..ей! Ай… а…

я… я… а… ай!» Бряцанье оружия, журчание воды, бегущей по дну тоннеля, хрустящее чавканье сапог. Мы вернулись домой.

Нам еще столько раз уходить и возвращаться ради покоя и света…

— Становн-ись! — На выгоревшем комбинезоне ротного белые струпья засохшего пота. Он оправляет портупею, прокашливается, словно проверяет голосовые связки.- Командирам отделений проверить наличие людей, оружия и доложить…

— Кончай курить…

— Паршин, что ты мне в лицо пулемет суешь, чай, не букет…

— У меня на спине глаз нету…

В это время из-за поворота улицы, примыкаюшей к выходу из тоннеля. слышится сиплое блеянье, звяканье колокольцев. Овцы уходят на пастбише.

— Смирно, равнсние направо! — кричит Туз.—Доблестному воинству — ура!

-_ Ха-ха-ха!..

— Туз, ко мне!..

— Товарищ гвардии капитан, ефрейтор Туз по вашему приказанию прибыл! — чеканит Туз. Цыганские глаза ротного смеются, но губы плотно сжаты.

— Почему подаете команды в присутствии старшего по званию?- глухо выговаривает он. Его тон не предвещает ничего хорошего.

— Как первый заметивший…

— Салям алейкум, товарищ капитан. Не надо ругать солдата, сынок. За шутку ругать нельзя. Еще великий Омар Хайям говорил: <<Веселись! Невесёлые сходят с ума…>>

— Здравствуйте, отец…- Хмель с улыбкой пожимает узловатую, крепкую ладонь старого пастуха.— Остается только сожалеть, что строевой устав создавал не великий Хайям. Туз, стать в строй… Как здоровье, отец?

— Спасибо, я еще кряхчу, хожу в горы, пасу моих овечек.

Трех правнуков дождался.

— Это хорошо,- задумчиво говорит Хмель.—» Ну, доброго вам пути, отец.

-~ Мир вам,— отвечает старик. Овцы исчезают в тоннеле.

— Рота, равняйсь, смирно! Прямо, шагом марш! Песню!